Владимир Короткевич. Дикая охота короля Стаха
Страница 16

Повторяю, я не знал этого. И все же ни на минуту в мой мозг не закралась мысль, что эта девушка может лгать, такой искренностью и безразличием веяло от ее слов.
- Я вас видела, - повторила она снова. - Но кто вы? Я не знаю вас.
- Меня зовут Андрэй Беларэцки, панна. Я ученый-фольклорист.

Она совсем не удивилась. Наоборот, удивился я, узнав, что это слово ей знакомо.
- Что же, очень любопытно. А чем вы интересуетесь? Песнями, поговорками?
- Легендами, панна. Старыми местными легендами.

Я испугался не на шутку. Она вдруг выпрямилась, словно ее пытали электрическим током, лицо побледнело, веки сомкнулись.

Я бросился к ней, поддержал ее голову и поднес к губам стакан с водой, но она уже пришла в себя. И тут ее глаза заискрились таким негодованием, таким неизъяснимым укором, что я почувствовал себя последним мерзавцем, хотя и не знал, чего ради я не должен говорить о своей профессии. У меня лишь мелькнула смутная догадка, что здесь что-то связано со старым правилом: "В доме повешенного не говорят о веревке".

Прерывистым голосом она сказала:
- И вы... И вы тоже... За что вы меня мучаете, зачем меня все...
- Спадарыня, панна! Честное слово, я ничего плохого не думал, я ничего не знаю... Смотрите, вот свидетельство от академии, вот письмо губернатора. Я никогда здесь не был. Простите, простите, Бога ради, если я вам сделал больно.
- Ничего, - сказала она. - Ничего, успокойтесь, пан Беларэцки. Это - так... Просто я ненавижу темные творения разума дикарей. Может, и вы когда-нибудь поймете, что это такое - этот мрак. А я поняла давно. Только прежде чем понять до конца - я умру.

Я понял, что бестактно было бы расспрашивать, и промолчал. И лишь немного погодя, когда она успокоилась, сказал:
- Простите, что я вас так разволновал, панна Яноуская. Я вижу, что сразу стал вам неприятен. Когда я должен уехать? Мне кажется, лучше сейчас же.

Лицо ее снова исказилось.
- Ах, разве в этом дело! Не надо. Вы очень, очень обидите меня, если уедете сейчас. И к тому же, - голос ее задрожал, - что бы вы ответили, если б я попросила, понимаете, попросила вас остаться здесь, в этом доме, хотя бы на две-три недели? Словом, до того времени, пока окончатся темные ночи осени?